Головна » 2012 » Жовтень » 13 » Повесть о приходском священнике 5
13:09
Повесть о приходском священнике 5
[ ?]Здание храма оказалось совсем рядом с главным перекрестком, от которого мы пришли. Приблизительно таким я его и представлял себе. Аккуратное белое здание, чуть продолговатое, с посеревшей от давности крышей, скромно пряталось среди великолепных коттеджей и высоченных кирпичных заборов, и, на первый взгляд, трудно было догадаться, что это храм православной церкви. На это указывал лишь небольшой синий крест, небрежно прибитый к краю чердака, и икона Нерукотворного Спаса, нарисованная, видимо, местным умельцем, на куске фанеры и обрамленная над входом в поточенную короедом раму жуткого розового цвета. Внутри все выглядело еще хуже. Временный храм самого огромного и богатого села в районе за пять лет своего существования имел жалкую и весьма бедную обстановку. Кривой потолок с мощными опорами по центру пестрел желтоватыми пятнами, что указывало на то, что крыша срочно нуждалась в ремонте. Голые стены блестели инеем, на них кое-где висели маленькие бумажные иконы, выцветшие от попадания прямых солнечных лучей. Правда, клирос, сооруженный по правую сторону, хоть и выглядел несколько громоздко для такого маленького помещения, был удобным. Григорий Васильевич тут же похвастался, что это его работа, и он очень этим гордится. Иконостас был тоже сделан им, но удобством отнюдь не отличался - из-за маленького промежутка между престолом, приходилось открывать сначала одну половину Царских врат и закреплять защёлкой, а затем - вторую.
- А кто это иконы писал? - Спросил я, разглядывая кошмарную мазню внушительных размеров, неаккуратно висевшую на иконостасе, состоящую из четырех образов разной величины и режущую глаз несоответствием общей цветовой гаммы.
Тот, кто их писал, был явно не иконописец и даже не живописец, несоблюдение анатомических и геометрических пропорций сразу бросалось в глаза. Христос изображался в полный рост и так, как будто он поспешно идет мимо, благословляя народ. При этом его волосы были черны как сажа, растрёпаны, и складывалось такое впечатление, что они никогда не видели воды. Но это могло бы ещё как-то сойти, если бы на фоне и так увеличенной по сравнению с телом головы, художник не изобразил идущие в сторону малюсенькие ножки, от чего икона походила больше на карикатуру. О других изображениях и говорить страшно.
- Это наш сельский умелец постарался, мой сосед Поликарпович. Он к пасхе должен ещё Воскресение нарисовать, - добродушно ответил староста.
- Это же просто кошмар!! - Негодовал я. - Нужно снять эти ваяния и переделать или совсем уничтожить!! Разве это иконы?!
- Подождите, батюшка, - не менял тон Григорий Васильевич,- мы за эту работу заплатили почти пять тысяч.
- Что-о?! Пять тысяч?! - Меня просто распирало негодование. - Да как же так? За эти деньги можно всю церковь хорошими литографиями обставить, хоть на первое время.
Григорий Васильевич виновато посмотрел на отца Георгия, тот в свою очередь ухмыльнулся в усы и, откланявшись, попрощался.
- Не переусердствуй там, - проговорил он мне, крепко пожимая руку, - пока присмотрись, не зарывайся ни с кем, а там всё само покажется. Через неделю заедешь рассказать как у тебя. Всё, бывай.
Отец Георгий уехал, и тут я почувствовал гнетущую тоску и пустоту, от того, что со всем этим нужно будет как-то справляться.
- Батюшка, вот вам вторые ключи от церкви, - сказал староста, вручая мне то, чем запиралась хлипкая дверь убогой церквушки, - теперь это ваше рабочее место, можно сказать. Поступайте, как считаете нужным, переделывайте, перестраивайте. Если что, зовите, помогу.
Уже под вечер мы со старостой, молча, шли устраиваться на квартиру к бабе Оле. Тяжелые думы роились в голове. В храме почти ничего не было, даже кадило сделано из консервной банки и цепочки от часов. С чего начинать? За что браться в первую очередь? Незнакомое место, чужие люди. Но то, что ожидало меня у бабы Ольги, я и представить себе никак не мог.
Старуха Бабаиха проживала в обветшалой, дряхлой лачужке с тремя комнатками и кухней. Электричеством она принципиально не пользовалась, поэтому в доме царил полумрак, разгонял который закопченный каганок на ржавой гравированной подставке. В доме было ощутимо жарко, от этого запахи плесени и ветхой древесины обострялись, стояла духота, затруднявшая дыхание. Бабка Бабаиха без лишних вопросов сразу согласилась взять меня на квартиру и, выделив крохотную комнатушку, большей частью занятую высокой лежанкой, тут же усадила за стол.
Когда Григорий Васильевич, попрощавшись и пообещав завтра утром зайти, ушёл, баба Ольга предложила помолиться перед ужином, поставив чугунный котелок, доверху наполненный картошкой в мундирах, затем, отрезав тонкую краюшку хлеба, пожелала Ангела за трапезой. Сама же Бабаиха стала у печки, сложив на груди руки взамок.
- Вы, отец, особо Гришухе не доверяйте, - проговорила она, - тот ещё фрукт. Это он с виду такой добродушный, а под этой личиной кроется чисто демонский образ!
- За что же вы его так не любите? - Поинтересовался я, с трудом проглатывая кусок сыроватой картофелины.
- А чего его любить! - Бабаиха даже ногой топнула. - За церковные деньги наживается, батюшек «съедал», кто неугодным ему казался. Вот увидите, утром завтра прибежит с поллитрой в кармане. Вы на его уловки не поддавайтесь! А то, как отца Якова уничтожит. Такой батюшечка был, добрый, умничка, а молитвенник какой. Так он его в гости зазовет, напоит, а потом ходит по селу рассказывает, что поп у него вино ходит покупать, спился совсем, а он ему помогает. Много людей и в церковь ходить тогда перестало.
Бабаиха говорила безо всяких эмоций, и лицо её при этом совершенно не менялось.
- Веселенькое дело. - Меня немного шокировали слова хозяйки. Я начал понимать, что попал в очень непростую обстановку. Понял и то, что прочитанные мною книги, не затрагивали тех трудностей, с которыми придётся столкнуться. Предстояло налаживать человеческие отношения: любой ценой нужно будет стараться довести их до уровня хороших, дружеских. Не просто дружеских, а помочь этим людям обрести христианскую любовь. Ведь мы же относимся к одной церкви, молимся одному Богу. Как же так безжалостно можно осуждать своего брата, пусть даже и не самого искреннего и честного.
Отодвинув котелок с полусырой картошкой, я тяжёло вздохнул и, потерев сонные глаза, спросил у бабы Ольги:
- А что казна церковная? Найдётся хоть пара сотен? В епархию нужно поехать, икон подкупить, свечей. Я гляжу церквушка наша совсем убогая.
- Казна… Вишь, что захотел. А где ж ей взяться казне-то, если ещё в прошлом году Гришуха икон заказал писаных у свого дружка Поликарповича. Разве ж то иконы?!! Богохульство одно. Поликарпович раньше Ленина рисовал да транспаранты для демонстраций. Икона должна вдохновлять на молитву, с молитвой рисоваться. А они со старостой выпьют медовухи, потом Поликарпович сигарету в зубы и мазюкает карикатуры. Я пыталась сказать было, да на меня так все взъелись: не твое, мол, дело, в церковь иконы нужны, никто их кроме декоратора не нарисует. Я и молчу нынче. Гришуха ко мне домой пришёл, пригрозил. А я женщина одинокая, заступиться некому.
- У вас не церковь прямо, а детектив какой-то.
- Детектив… Вы, отец, ещё главных вещей не знаете.
- Послушайте, бабушка Оля, вот только не надо мне все сплетни выкладывать сейчас тут. Время покажет, кто есть кто. А то вас послушать - не люди здесь живут, а аспиды.
- Сплетни!! Слыхали?! Мальчишка, да я же тебе суть обстановки объясняю! Знаешь, сколько батюшек до тебя поменялось? - Бабаиха так возмутилась, что на её лице выступил румянец, а глаза налились багровой краской, это даже в полутьме хорошо просматривалось.
Потом она, очевидно, опомнилась, поправила засаленный фартук и пробормотала, опустив голову вниз:
- Простите, благословите, отче. Искусил меня таки дьявол на гнев. Не подумайте ничего такого, я бабка смирная. Вот только несправедливости терпеть не могу. - Она вдруг брякнулась на пыльный пол, застланный старой, потёртой клеенкой и поклонилась мне до земли.
Я немного растерялся от происходящих событий. Тут же попросил её встать и не расстраиваться по этому поводу.
- Я не сплетница, что ж вы меня так оскорбляете, - поднимаясь, запричитала бабка Бабаиха. - Когда прихожане наши разбрелись кто куда, то и денег не стало. Отец Мирон, бывало, приедет обедницу прослужить, так Гриша за свечки деньги себе забирает, а остальное - батюшка. Вот и получается, что нищие мы, как горлицы степные.
Я только молча покачал головой, поблагодарил за пищу и хотел направиться в свою комнатушку для отдыха, как Бабаиха вдруг проговорила, словно сама себе:
- Вот бы тайник монастырский отыскать…
Эти слова я почти уже не воспринимал, так как изрядно притомился за день, да ещё эта жара совершенно меня разморила. Но я остановился на пороге и нехотя переспросил, подавляя собственный интерес:
- Что это за тайник ещё?
- В старину, на Святой горе монастырь был. Говорят, в годину лихую, скрыл его Господь от глаз людских, под землю он ушёл, а монахи, как ангелы растворились в небесах, - пояснила Бабаиха.
- Это же легенды. Отец Георгий что-то такое рассказывал мне.
- Может и легенды, да только место святое на горе. На пасху звон слышен и пение монашеское, как в лавре. У нас один учитель проживал, нехристь такой, что не приведи Бог. Историю нашего края описывал, музей в своём доме создал. И вот решил он на Великдень в лес податься, узнать, правду ли селяне о колокольном звоне рассказывают. Говорит, если услышу звон, то в церковь пойду, и в хоре петь буду. И что вы думаете? Слышал ведь звон, благовест как бы. Но вместо того, чтоб поверить, принялся убеждать всех, что не звон то вовсе, а стук колес от поезда. А станция почти в семи километрах от Святой горы будет. Да и неправду говорил он. Учитель, вроде, грамотный человек, а колокола от электрички отличить не может.
- Ну и что с ним дальше было?
- А ведомо что. Он ведь возможности самого чуда не отрицал, только на принцип пошёл в силу своих атеистических убеждений. Не может, говорит, такого быть, чтоб колокол под землёй бил. Бог его и наказал за клятвопреступление. Через месяц парализовало его, а на Петра и Павла - преставился. Говорят, до самой смерти твердил: то не звон, то поезд рельсы бьет.
- Подождите, а тайник тут причём?
- Так вот я и говорю. Люди ещё спокон веку передают друг другу, что перед тем, как покинуть монастырь, монахи все церковное добро под землёй спрятали, пещеру выкопали, целый лабиринт. Монастырь богатый был. Его князь какой-то строил, ну и ценности разные на содержание жертвовал. Говорят, что чистого золота пудов сто только!
Я тут уж не смог сдержать улыбки. Заметив это, бабка Бабаиха погрозила пальцем и продолжила:
- Не верите?! А люди многие говорят…
- Да откуда же они знать могут, если с тех пор полтысячи лет прошло! Сказки всё это, и про золото, и про князя.
- Может и сказки, доказывать, отец, я вам не стану. Только наши сельские мужики всю гору перелопатили, в пещеры лазили. Некий Мишка Соловей, его в селе так называют за то, что поет красиво, однажды пуговицу серебряную нашёл у подножия. Прям таки возле самого входа в пещеру. Пуговица не простая оказалась. Мишка её тогдашнему благочинному отцу Лепницкому показывал. Тот благочинный объяснил, что такие пуговицы, на шарики похожие, цепляли батюшки на тот фартук, в котором службу служат…
- Епитрахиль.
- Вот-вот. После этого мужики наши словно сдурели. Перерыли всё там, что только могли. И что вы думаете, паренёк один приезжий с приятелем таки нашёл чего-то. Что он нашёл, никто толком не знает, потому как на следующий день сразу же и уехал. Не знаю долго ли бы это продолжалось, но аккурат под Покрову мальчишек Сосновских в пещере засыпало. Бедные, так и лежали бы погребённые в Святой горе. Никто же не знал, куда они пошли. Пропали, да и пропали. Грибники обнаружили по завалу, благо у самого входа присыпало.
- Ой, бабушка Оля, страстей вы мне тут понарассказывали, - сказал я, чувствуя, как совершенно совею, - пойду я отдыхать.
Переглядів: 561 | Додав: Master_Lee | Рейтинг: 0.0/0