Головна » 2012 » Жовтень » 16 » Повесть о приходском священнике 12
18:24
Повесть о приходском священнике 12
[ ?]Бабаиха всё говорила, говорила, а мне сильнее сердце сдавливала неведомая сила. Верил я Бабаихе, сомневался, уже не помню, да только была в её словах суровая истина, её- то очень уж не хотелось признавать и соглашаться.
В предпоследнюю седмицу что-то совсем мне невмоготу стало. Проснулся как-то утром, в голове каламбур, каша, а на душе кошки скребутся. Вдруг такое отчаяние охватило, хоть бери да топись. Ничего совсем не выходит, нигде не получается, ни в церкви, ни в личной жизни, ни в духовном плане. Просыпаюсь каждое утро, открываю глаза: одно и то же. Бабаиха ворчит, что не скажи, всё не так. Жить негде, перспективы совершенно никакой. Нет больше сил, выносить фокусы бабы Ольги. Хотя б Аня рядом находилась, казалось тогда, беда никакая не страшна. Да какое там, после той злополучной поездки в город, думать о ней страшно. А тут как назло опять искушение. Нина в воскресенье на чай пригласила, по случаю её дня рождения. Пойду, думаю, все ровно целыми днями в комнате сижу, хоть развеюсь, с людьми пообщаюсь. Наших человек пять собралось с клироса, потом бабка Сиволапиха позже подошла. В тёти Нины чай знатный, с самовара, который она из Тулы привезла, баранки с маком, варенье клубничное. Хорошо так стало, спокойно. Думы тяжкие отошли совсем, сижу, слушаю, как бабы о молодости вспомнили, про храм наш, как открывали; священников, какие служили. Интересно, порой даже смешно, или грустно. Вдруг Нина вскочила, как угорелая, мотнулась к телевизору, звук громко сделала и плюхнулась на кровать, сложив руки в замок. Телевизор старенький, большой такой, отображает несколько цветов, но работает у тёти Нины чуть ли не круглосуточно.
- Ой, люблю я передачу эту!- Говорит она, растягивая рот в довольной улыбке.- Ведущий её, Серёжа, такой мужчина, ох-хо-хо, бабы…За таким, небось, как за каменной стеной. Сильный, красавец, а весёлый какой, смотреть прямо удовольствие.
Сразу узнал я Шкалина, его слащавый голос, размашистые жесты. Говорит без запинок, пауз, словно текст всю жизнь на память зубрил. Не по себе вдруг стало. Внутри перевернулось всё, нервы натянулись до предела. Сижу, замер, даже слюну не глотаю. Шоу Шкалина заводное, азартное, не без переживаний, а тут гляжу, среди участников Аня моя, счастливая такая сидит, улыбается. Шкалин возле неё как листочек вьётся, специально внимание концентрирует, подбадривает, а в её глазах радость, безмерное счастье. Вот то, к чему стремилась моя жена. Теперь я точно понял, что это её мир, её стихия, и как же она страдала бы со мной сидя в Покровском, под осуждающими взглядами ворчливых старушек, переживая за мои неудачи.
Мне не интересна была такая телевизионная суета, пошлые вопросы, неправдивые ответы, неискренние улыбки. Помню в конце только, программа завершалась каким-то конкурсом, после чего определяли победителя. Ане представилась возможность спеть песню. Самую любимую песню. В студию занесли гитару с оборванными некоторыми струнами и вручили Ане. Это, видимо, входило в условия конкурса. Шкалин прокричал ободряющие слова, пригласил присутствующую публику к аплодисментам. Только Аня вдруг стала другая. Она заметно изменилась в лице, погрузилась в себя. Мне даже показалось, что она вовсе не заметила порванные струны. В опущенных глазах, наверное, в те минуты, только я мог прочесть ту тоску и боль, что тщательно скрывались от проницательных объективов телекамер. Когда прозвучали рваные аккорды испорченного инструмента, в студии образовалась угнетающая тишина. Люди с любопытством глядели на прелестную девушку с гитарой, готовую повторить исполнение Паганини.

- Эту песню,- после долгой паузы проговорила Аня, глядя пронзительным взглядом с экрана, казалось в самую душу,- я очень бы хотела, чтоб услышал мой родной человек. Он сейчас далеко, и я знаю как ему тяжело. В жизни мы делаем поступки, которые порой трудно объяснить, мы теряем самых милых сердцу людей, может быть для того, чтоб обрести их снова, чтоб стать ещё роднее, преданней.
Она не смогла больше говорить. Нагнув низко голову, Аня тем самым скрывала слёзы, её губы задрожали, а пальцы, отыскав нужные аккорды, извлекли звуки музыки. Шкалин в недоумении засуетился, беспорядочно листая листы с установленным сценарием, видимо что-то пошло не так. Но приятный Анин голос уже пел слова её песни:
Если станет тебе одиноко и страшно, Если душу твою одолеет тоска
Боль твоя мучит душу напрасно, в это время к тебе, я особо близка
В каждом вздохе твоём, в каждой капельке горя
Я лучинка костра, я свечи огонёк
В паутине лучей, золотой мотылёк
Я в пустыни жестокой стану свежестью моря
Ты на солнце взгляни, в нём тепло моих рук,
Ты сорви василёк, вспомни глаз моих краски
Слышишь, в ветках деревьев запутался звук
Это нежность любви, продолжение сказки
В хрупкой капле росы, разгляди мои слёзы
Я за тысячи вёрст, но душою с тобой
Ты возьми моё сердце, я вступаю в твой бой
Вместе мы победим бури, ветры и грозы.
Я шёл домой с тяжёлым настроением. Всё в голове смешалось, разные мысли осами кружили в притупленном от переживаний сознании, давило сердце и невыносимо хотелось исчезнуть, раствориться, перестать существовать. Я не помню чем закончилась передача, оценил ли кто посредственную песню Ани, кто стал победителем. В ушах стоял только плач поломанной гитары, да слова нашей с Аней песни, что сложили когда-то под пеленой летней ночи: «Вместе мы победим бури, ветры и грозы». Вдруг надежда на то, что Аня вернётся, усилилась. Теперь я точно знал, что она не бросила меня, не изменила, просто нужно время, немножко времени.
Улицы Покровского совсем опустели, будучи и без того немноголюдные. В лицо дышала весна: теплым воздухом, запахом мокрого чернозёма, гнилью прошлогодней травы, тающего снега. Как же я люблю весну, очередной цикл жизни, гремучий капель, ледоходы, ручейки, несмелое солнце вперемешку с холодным ветерком. Прямо душа радуется, наполняется лёгкостью, какой-то необъяснимой свежестью. Вдали послышался тревожный гудок скорого поезда. Длинная светящаяся змея плавно ползла вдалеке, грохоча колёсами, разгоняя сонную тишь. Скоро начало навигации. Поплывут пароходы, катера. Скоро, очень скоро всё вокруг поменяется.
- Ох, батюшка.- Вздыхает Бабаиха, утром не свет ни зоря, поднявшись, для поездки в центр за продуктами к празднику.- Не серчайте на меня старуху, но скажу вам правду. Какой-то вы не людимый. Мне вон бабы уже все мозги проели, мол, поп наш совсем с нами знаться не желает. Хотя б спросил, как дела, как здоровье. Может, помощь нужна, мы б всегда с радостью, вот только пойми вас, что там на уме. Или гордый такой, или брезгует. Люди, они ведь внимания хотят, участия. А вы службу отслужили, пару слов проговорили, а потом закроетесь у себя в комнате и сидите, словно тюремный заключенный. Так последних прихожан растеряем.
- Ох, баба Ольга,- говорю ей,- всё я прекрасно понимаю, вот только не получится ничего. Вы ж сами мне рассказывали, как священники тесно общались с населением, что из этого потом вышло. Выпивать с ними и разбирать сплетни, я не буду. И впредь прошу, больше на эту тему со мной не разговаривать.
Бабаиха обиделась. Она засопела, нахмурилась, ухватила свою обветшалую сумку, и ничего не сказав, скрылась за входными дверями, грохоча не по размеру одетыми сапогами.
Я тоже решил отправиться на прогулку. Весна прямо на глазах преображала землю, так что, глядя на это трудно было держать себя дома. Шагая по высохшей дороге, ноги несли меня, сам не знаю куда. Вот старый хозяйственный магазин, прячется среди жилых дворов. Он больше закрыт, чем работает, хотя там почти нет никаких товаров. Маленький сельский парк, утонул в клубах белого дыма, видимо добровольцы устроили весеннюю уборку. Как там хорошо, уютно. Стройные ели, мохнатые клёны обступили узкую дорожку, ведущую к позеленевшему памятнику Воину-освободителю. А там за парком озеро. В лучшие времена, как рассказывала Бабаиха, там плавали утки и пара белых лебедей. Теперь озеро заросло ряской, его забросали мусором, и имеет оно весьма жалкий вид. Вдоль дороги заборы: высокие, низкие, железные, деревянные. Люди прячутся от посторонних глаз, сторожевые собаки, хрипят, предупреждая о том, что усадьба тщательно охраняется, и ты понимаешь, войти в такой двор, не так- то просто.
- Добрый день!- Этот голос словно ворвался в мою действительность, возвращая в реальность.
Рядом, бесшумно остановился автомобиль. Приоткрыв дверцу, со мной здоровалась девушка, голос которой казался до боли знакомый. Немного придя в себя от неожиданности, я никак не мог припомнить,
.
где мог познакомиться с ней. А она, глядя на меня рассмеялась, вышла с машины , протараторив не скрывая восторга:
- Ну, что, неужели так и не узнаете. Я Алина, мы месяц назад в Рассветном с вами познакомились. Вспоминайте скорее: вечер, зима, вы тогда церковь нашу искали.
Только теперь я узнал Алину, случайную прохожую, которая показала дорогу к храму отца Георгия. В сумерках, я совершенно не разглядел её, по- этому не смог бы узнать, встретив на улице.
- Ну как же, конечно, конечно.- Сказал я.- Вы тогда креститься, помниться желали.
- Да, да.- Видно было, что девушка просто счастлива от нашей встречи.- Знаете, в тот вечер, словно вся моя жизнь как-то вдруг переменилась. Я пришла домой, а мама сказала, что звонил мой муж. Он потом снова перезвонил позже, долго извинялся, просил прощения. Умолял, чтоб больше не искала его. У него всё отлично, семья, второй ребенок. Растерялась совершенно. Не знала, что мне делать, душа за мальчика моего Мишеньку так разболелась. Ну, как же я без него, да что поделать, видать судьба такая. Муж уверял, что ему хорошо в новой семье, он обожает свою мачеху, обо мне больше не вспоминает. Сразу, через пару дней выслал денежный перевод, очень солидную сумму. Обещал помогать каждый месяц. Смогла б тогда это пережить, или нет, сложно сказать, только вдруг вас вспомнила, наш разговор, и ноги сами в храм привели. Отец Георгий оказался чудесный человек. Он выслушал меня, нашел нужные и важные слова. После этого, вдруг, почувствовалась какая- то неведомая внутренняя сила, уверенность, оптимизм. Показалось, что я не одна. Есть кто-то, любящий, сильный, тот кто не оставит, никогда не уйдёт, не бросит. Он много рассказал, то о чём раньше я и слышать не желала. Дал Библию, посоветовал обязательно принять крещение, причаститься. Знаете, с того дня начало как бы меняться всё вокруг. Брат вышел с комы, маме я купила нужные лекарства, на те деньги, которые выслал мой бывший муж. Её здоровье заметно улучшилось. Как такое может быть, до сих пор не могу понять, но только решила обязательно найти вас. Помню, что про Покровское говорили. Поехала в один храм, там не знают такого, в другой, мне там вообще нагрубили. Говорят, мол, отец Богдан только единственный на селе священник и храм один. А я не сдалась, вот по селу проехаться решила, тут гляжу, вроде вы идёте. Слава Богу! Спасибо вам!
- Мне?!- Правда, сделалось даже неловко.- Мне- то за что? На всё воля Господня… Рад, искренне рад за вас.
- Не знаю, может это прозвучит довольно назойливо.- Смущаясь, проговорила Алина, опустив очень низко голову, таким способом, вероятно, побеждая смущение.- Я бы хотела что-либо сделать для вас, для вашей церкви.
Это, даже как-то улыбнуло. Требуется столько помощи и столько всего, что глядя на это, не знаешь с чего начать. С другой стороны, каждый человек в нужный момент, может принести огромную посильную пользу. Главное вовремя успеть разглядеть его дар.
- Я право не знаю,- сдвигаю плечами,- всё трещит по швам, валится. За что не возьмись, многое требует внимания, усиленной, кропотливой работы. Пасха на носу, а у нас и петь то некому. Книг нужных не хватает, активного участия.
- Знаете, а я могу петь. В музыкальную школу семь лет ходила, с хором выступать несколько раз ездила.
- Понимаете, Алина, всё не так просто, как кажется. Я вижу ваше желание помочь, только вот церковное пение, это немного не то, что поют в фольклорных кружках. Здесь свои правила, церковно-славянский язык, термины, но главное: вы словно ангел будете воспевать песни Богу, а это требует трепетного отношения, благоговения, старания.
- Вы думаете, я не справлюсь?- Алина вдруг сникла, лицо её переменилось, торжественная радость совершенно исчезла, от этого она даже остановилась.
- Да, ну что вы.- Я и сам понял, что ответил резко.- Конечно, я нисколько не сомневаюсь в ваших способностях. Только вот до праздника пасхи остались считанные дни.
- Если некому петь, тогда нужно исходить из того, что имеется. Чего же мы ждём? Не стоит терять ни минуты.
Меня просто поражал энтузиазм Алины. Зачем ей это? Что произошло в её душе? Наверное, так нужно, это утешение Божье, помощь мне в такой трудный период. Ни в коем случае не стоит отказываться от помощи Алины, наоборот надо стараться подбодрить её, кто знает, какую службу она сослужит нашей церкви.
- Ладно, тогда есть одна идея.- Меня в ту минуту словно озарило. Если б можно было договориться с Айнарой. Немного прорепетировав, думаю, мы смогли бы достичь кое-какого результата.- Поехали…
- Куда?!- Видя на моем лице безудержную решительность, Алина мигом воспрянула духом, и её темперамент опять овладел ею.
- К одной женщине,- говорю ей,- вот с ней то, у вас точно всё получится.
Я был уверен, что Айнара находится дома. Мои предположения не подвели. Наш приезд, застал её, что говориться, врасплох. Женщина затеяла большую уборку во дворе, от этого там царил полный кавардак и беспорядок. Она застыла в растерянности, видя как я пробираюсь к ней сквозь груду рассыпанных дров, прохудившихся лоскутов, ржавых листов железа. Бросив на землю метлу, Айнара машинально принялась поправлять неказистую одежду, вырвавшиеся из-под съеденного молью платка, волосы, обмахнула пыльные сапоги.
- А мы вот, к вам.- Проговорил я, оглядываясь на Алину, что застыла возле калитки, глядя, как маленький, кудлатый пёс, лает, клацая зубами на незваных гостей.
Карие глаза Айнары, буквально пронизывали меня недоуменным вопросом о цели нашего визита, затем, не выдержав гнёта всевозможных догадок, решила начать разговор сама:
- Вот…Уборку затеяла. Светлое Воскресенье скоро, а у меня как после разрухи…
- Видим,- улыбнулся я, окинув взглядом всю ситуацию такого мероприятия,- может помочь?
- Нет, нет, что вы. Я сама разберусь, давно уж было пора, только всё руки не доходили.
- А что в храме не видать вас? Или случилось что?
Айнара, как-то растеряно пожала плечами, отвела в сторону глаза, закрыла их, еле слышно пробормотав:
- Достало всё.
От таких слов, меня словно в жар бросило. Знаю, я никогда не отличался особой дипломатией, касательно переговоров. Долгие прелюдии были мне чужды, мало того, я постоянно путался в них, терялся, в конечном итоге переходил на конкретный разговор.
- Опять селяне заели?- Спрашиваю, тяжело переводя дух.
- Не в этом дело.- Говорит, как отрезает.
- Вы поговорите, вдруг легче станет, может не всё так страшно, есть выход… Тогда так хорошо служба прошла, ваш голос, он ведь очень важен у нас на клиросе. А вы пропала, я не знаю, что и думать.
Женщина вдруг вздрогнула, от этих слов, медленно подняла веки. В её глазах можно было прочитать недоумение, страх и обычное женское любопытство.
Айнара замолчала, поэтому вопрос сам собой, как бы повис в воздухе. Совершенно растерявшись, я взглянул на Алину. Девушка поняла всё без слов. Познакомившись ближе с хозяйкой двора, она, при всём своём обаянии, быстро вошла ей в доверие, разузнав, при этом, причину недоумения. Оказывается, сразу, после первой службы, к ней пришли в гости Валька с Ниной и наговорили всяких мерзостей. В частности, эти горе-певчие настоятельно просили, не стесняясь опускаться, даже до угроз, чтоб Айнара больше не показывалась в церкви даже близко. Что, якобы, именно я послал их к ней сказать такое. Мол, её присутствие в церковном хоре, без того разлаженном, только вносит фальшь и раздоры.
После такой чудовищной лжи, меня просто вывела из себя такая новость:
-Да как же это такое может быть?!- Присев на потрухшую бочку прошептал я.- Что ж за люди то? Зачем?..
-Их уже не переделаешь,- тяжело вздохнула Айнара,- мне только обидно одно: почему именно я стаю причиной всех этих гнусных интриг?
-Как тут всё у вас сложно.- Алина не могла скрыть ярко- выраженного возмущение.- Я- то думала, в церквах одна любовь, взаимопомощь, сочувствие.
-Не нужно обобщать, дорогая.- Сказала Айнара.- Здесь речь идёт не обо всех, а конкретном приходе, я бы сказала, о нескольких надменных старушках- склочницах, которые грезят славой и собственным самодурством.
-А мы вот с Алиной приехали просить вас, о помощи, так сказать.- Снова попытался выровнять разговор я.- Пасха скоро, службы такие важные, а у нас совсем всё плохо.
-Чем я, то вам помочь могу?
-Вот Алина согласна петь в нашем хоре, ей бы подучиться, понять, что к чему. Вместе вы прекрасно звучали бы.
-Нет, нет. Увольте уж. Устала я от всех этих переделок. Каждый раз одно и то же. Порой, мне кажется, что все мои беды от церкви. Не хочу , да и не могу я. Ну, как вы себе это представляете?!
-Очень просто!!- Вмешалась Алина.- Если ситуация заходит в тупик, нужно начинать всё сначала.
Скорей всего, то было единственное правильное решение на тот момент. Алине всё-таки удалось уговорить Айнару, приложив не малое усилие. Ей и самой, по всей видимости, хотелось согласиться, только эдакая женская гордость, убеждала немного покапризничать. Дело моментально обрело рабочий оборот. После некоторых азов литургики, взялись за пение. У Алины оказался прекрасный женский тенор, который так важен в чисто женском хоре. Айнара брала то вторым, а то выводила первым, довольно радуясь общему успеху. Меня же не оставляло чувство благодарности Господу, за Его неизреченную милость. Сама мысль о мелодичном, слаженном пении, грела душу, вдохновляла. Занимались допоздна, с редким перерывом на чай. У Алины всё время возникало множество вопросов, она пыталась внести что-то новое, милозвучное, и каждый раз натыкалась на одну и ту же проблему: нет партитур, нет книг, нет нот, инструмента. Наши с Айнарой доводы, что, якобы, то как они звучат сейчас, тоже не малое чудо, не воспринимались. Для нашего храма лучшего, пока желать, незачем. Только всё напрасно. Оптимизм, практически разрывал Алину на части. Она на ближайшее будущее строила такие планы, от коих становилось, порой, даже не по себе.
Решили заниматься каждый день. Ввиду некоторых обстоятельств, все занятия перенесли в дом Бабаихи, чему старушка весьма обрадовалась. Сама новость о новом хоре, умилительном пении, настолько растрогали мою хозяйку, что она заплакала, словно ребёнок, долго крестилась, на образа, шепча слова благодарности.
Следующее утро выдалось сырым и пасмурным. Тяжёлые тучи пленили небо, и без того уставшее от зимней влаги. Последнее сопротивление неумолимой весне, последние вздохи слякотной непогоды.
Целую ночь бабка Бабаиха суетилась в доме, грохоча посудой, передвигая нехитрую мебель, подметая и протирая пол. А на утро наш дом трудно было узнать, настолько он преобразился. Кругом чистота, порядок, новые скатёрки, занавески. Даже печурка выбелена, от чего она пахла свежей известью, сияя непривычной белизной. Сама Бабаиха походила на, новую монетку. Вся такая свежая, чистая, со смешной улыбкой от вставной челюсти. Складывалось такое впечатление, что она помолодела лет на двадцать.
-Ух, ты!- Я не мог скрыть своего восторга.- Что это вы решили вдруг?
-Ну, как же.- Вытирая оконное стекло, деловито бубнит хозяйка.- К нам ведь гости теперь захаживать будут, да ещё барышни. Мне, ж стыдно будет их пригласить в такую грязь. И пасха не за горами. Всё ко времени, слава Богу.
Смеюсь, какая чудная она. Вот только гостей, что-то не видать. Вчера, вроде к десяти договаривались, а уже начало двенадцатого. Заныло сердце моё от переживания. Видать, снова что-нибудь не сложилось. Грешным делом, стал на Айнару сетовать. Вчера приняла нас из-за вежливости, а сегодня заперлась, или того хуже с дома сошла. Мол: не трогайте меня, не буду я в этом деле участвовать. А, такая, вроде, счастливая казалась, радовалась, смеялась. Алину поддерживала, в её идеях. Эх, люди, люди. Как же вы непредсказуемы.
Прошло ещё полчаса и со стыдом понимаю, что жестоко я ошибался. Захрипел старенький пёс Бабаихи, послышались негромкие шаги, и в дверях появилась Айнара с растерянным лицом и тревожным взглядом. Она выглядела просто потрясающе. Теперь перед нами стояла не забитая, осунувшаяся крестьянка, а красивая восточная женщина. Тонкие брови аккуратным шнурочком подчёркивали большие карие глаза, блистающие аметистовым блеском достоинства и в тоже время, доброты. Щёки пылали лёгким румянцем, гармонируя с полными тёмно-вишнёвыми губами, природно-сжатыми, выдавая скулистое лицо. Длинное сирийское платье, предавало ей какого-то сказочного вида, от чего она походила на принцессу из старинной восточной сказки.
-А что Алина, её не будет?- Голос Айнары задрожал, взгляд выдавал беспокойстве.
Я не знал что ответить. Время от времени поглядывая на часы, мне приходилось уговаривать попить чая, потом поговорить об предстоящих праздниках и то, как мы собираемся их отслужить. Только сердце было не на месте. Голову атаковали всяческие мысли, сковывало переживание. Не может быть, чтоб Алина, с таким задором вчера, завела нас всех, обнадёжила, сегодня передумала, или отказалась от своей участи на нашем приходе. Вероятно, что-нибудь произошло. Такая мысль ешё больше приводила в волнение. Бабаиха недовольно забубнила, отчаянно махнула рукой, сбежав в свою комнату. В дом опустилась гнетущая тишина; от неё звуки становились громче, отчётливей, где-то, даже, невыносимо раздражительней.
-Я пойду.- Почти шепотом проговорила Айнара.- Не расстраивайтесь. Может, ещё всё наладится.
Мне оставалось, только молча согласно кивнуть головой, да провести женщину к калитке. Но вдруг у забора вяло заскрипели тормоза, хлопнули несколько раз двери, и во дворе появилась Алина, неуклюже таща в охапке, целую кучу книг, брошюр, прочих вещей подобного типа.
-Простите меня за такое опоздание,- говорила она,- ездила в город на склад. Вот купила всё необходимое для наших репетиций и служб.
Как же всё чудесно, Господи. Нет слов, чтоб выразить тогдашнее моё состояние. Маленькая радость, обратилась в стихию восторга, охватила всё естество, наполняя неописуемыми чувствами.
Женщины обменялись фразами, сгладивши возникшие недоумения, ещё с большим энтузиазмом продолжив начатое вчера.
Чудесно полились нежные голоса в Божественных славословиях. Идеальный слух обеих, практически не допускал фальши. Я не мог удержаться, чтоб не подпевать, так что в три голоса мы звучали вполне себе ничего. Бабка Бабаиха стояла у окна, сложив руки в восхищении и сверкая неизменной улыбкой. Глаза её блестели слезой, а сама она будто замерла, боясь нарушить хоть одним движением мелодию церковной музыки. «Вечери твоея тайные»,- выводила Айнара, за ней плавным переходом вторила Алина, осторожно, словно убегая волнами спокойного, тихого моря. Невольно представлялась древняя горница, душистый сад Гефсимании, молитвы и скорбь Спасителя, тайна Святого причастия.
-Ох, детушки,- зарыдала Бабаиха, громко сморкаясь в кончик платка,- благодать то, какая. Чисто тебе Ангелочки поют.
При этих словах, старушка, выражая всю чувственность, обняла обеих и чмокнула по очереди в щёки.
Страстная Среда оказалась особенным днём. Алина решила принять крещение.
-Как же я некрещеная, в церковном хоре петь то буду.- Говорила она.
Отлагать не стали, тем более, что решили все в Чистый четверг приобщиться Святых Христовых Таин. Волнующий момент, ещё бы, это ведь первое совершаемое мной крещение. Да ещё и взрослого человека. Бабаиха предложила крестить Алину у нас дома: мол, в храме холодно, сыро. А так, она бы печку растопила, в казане воду подогрела. Только решено было крещаемой совершить это таинство в храме, при любых обстоятельствах. Помню, воду налили в большущий такой тазик, с щербатым краем и затертыми цветочками по бокам. Айнара вспомнила, что в этом тазике её тоже крестили. Воду немножко подогрели, от чего она паровала густыми, белыми клубнями. Окна мгновенно покрылись влагой, запотели, и тонкие струйки измазали хрупкие стёкла. Алина такая нарядная, красивая, вся в белом, глаза горят некоей торжественностью, а лицо словно светится. Стоит не шелохнётся. Сапожки сняла, ноги замёрзли совсем, Бабаиха пуховый платок на пол бросила, головой качает:
-Ножки то окоченели же, холод то градусов пять тепла всего. Говорила, ж нужно дома крестить.
Айнара рядом стоит, со свечкой, радостная такая, вроде б как за крестную. Символ веры читает крещаемая. Трудно пока, текст незнакомый, для неё, сложный. Читает внимательно, чётко. Бабаиха пытается кое-что поправлять, но Айнара прикладывает к губам указательный палец: мол, не надо мешать, пусть сама.
В тот день не хотелось больше ничего делать, словно окрылённая благодать коснулась сердца каждого присутствовавшего. Бабаиха вдалась в воспоминания, часто роняя слёзы, Айнара с Алиной вполголоса читали житие святой Марии Египетской, в честь имени которой, новопросвещённая была наречена. А вечером все вместе прочли правило ко святому причастию. Бабка Бабаиха, казалась в не себя от восторга. Распалив четыре свечки, старушка расплавила на них афонский ладан, достала свой старинный правильник и в полусогнутом состоянии водила пальцем по потемневшим страницам, внимательно следя за каждым словом. Складывалось впечатление, что она как-то менялась, становилась менее раздражённой, меньше бурчала и сетовала. Живое общение преображало изуродованную одиночеством бабку. Её сердце умилялось звонким смехом, мелодичными голосами, искренним вниманием молодых людей, зажигавшими опять жизнь в её поникшем уголке.
На литургию Святого Четверга никто не пришёл, чего и следовало было ожидать. Бабаиха говорила, что никто из священников эту службу не служил. Начинали сразу со Страстей. Говорила она, что народ Покровского любит всякие такие необычные действия, как то Страсти, Пасху, Крещение, Храм. На такие службы охотно приходили приличное количество людей
Какое-то спокойствие и мир окутали душу, при первом возгласе, робком песнопении девчат. Поначалу я сильно переживал о том, справятся ли Алина и Айнара с этой непростой службой. Замирало сердце на сложных, ответственных моментах. Ловил себя на том, что не молюсь, не вникаю в службу, а только предаюсь лишним нервам, совершенно напрасно, так как причин на это не было никаких. Что и говорить, в первые мгновения действительно ничего не клеилось. То вступят не так, то тон зададут неправильный, а то и вовсе заведут не туда. Только потом постепенно всё выровнялось, приняв обычный, слаженный напев.
-Ну как?- Спрашиваю после службы Бабаиху.
Та довольно махает головой, начинает пересказывать волнительные моменты, в конце добавляет:
- По мне, так лучшего здесь, я отродясь не слыхала.- Помолчав немного, продолжает.- А с Ниной, Валькой что теперь?
-Честное слово, не знаю как быть.- С одного боку, если посмотреть, не нужны они вовсе. От них лишь интриги, да сплетни. Девчата с ними не споются, а скажи что, обид на всё село разнесут.
-Правильно! Ни к чему сейчас эти раздоры. Праздники отбыть нужно, а там что Господь даст.
-А что, без них не отбудем? Времени хватает, Алина на лету схватывает. На мой взгляд, так хуже не стало, а только лучше, умилительней, молиться же хочется.
-Ох, отец, коль уж решил всё, почто меня старую спрашиваешь?
-Не решал я ничего. Пусть воля Божья на всё будет.
Толком, не успев перекусить, стали собираться на вечернюю, читать Страстные Евангелия. Вижу, Айнара заметно нервничает, переживает, с Алиной шепчутся; та её уговаривает. Понимаю её опасения, ведь на эту службу народ уж точно придет, а главное Нина с Валькой, как отреагируют после своих интриг. Когда пришли, церковь была открыта. Григорий Васильевич сидел за свечным ящиком, учтиво разговаривая с несколькими незнакомыми старушками, как потом выяснилось, из Заречья. Бабки берут большие свечки, старательно обматывают их бумажным кружком, чтоб воск на пол, да на одежду не капал, идут к иконам, как они говорят, познаменоваться. Постепенно храм наполняется молящимися. Все в тёмных одеждах, сосредоточенные, где-то даже скорбные. Нина пришла первая. Я лишь мельком увидел её тревожное лицо с красными от слёз глазами. Пришедшая позже её подруга Валька, зашипела к ней, задёргала, видимо, уговаривая покинуть храм нам назло. Но та осталась, пристроившись у свечного ящика.
-Что, Нина, молодёжь на пенсию списала?- Говорит ей староста, глядя как та молча роняет слёзы, небрежно смахивая их платком.
-Ничего,- шепчет она,- это мы ещё посмотрим.
Но при первых звуках Страстной вечерни, всё затихает, наполняется незримой благодатью. Негромко поют певчие, мягко, красиво. Тонкий аромат ладана плавно разносится по храму, проникая в каждый уголок, застывая запахом розы, акации, мускуса, ненавязчиво располагая обоняние.
-Ныне прославися Сын Человеческий, и Бог прославися о Нём…- Читается первое Евангелие.- …Заповедь новую даю вам, да любите друг друга…
- Слава долготерпению Твоему, Господи.- Поют девчата.
Все стоят с зажженными свечками, что-то про себя шепчут, кланяются. Даже болтливую бабку Сиволапыху сегодня не узнать. Застыла беззвучно, опершись на свою клюку, выставив из-под толстого платка одно ухо, вслушиваясь в нежные напевы.
-Мычат, что-то, не слыхать совсем,- ворчит Нина,- мы, когда пели, нас вся улица слышала. И, даже, на Заречье.
-Цыц!- Погрозив пальцем, шипит на неё старушка по прозвищу Целлофановна, вероятно сходным с её отчеством Селефоновна. – Уже наслушались ваших с Валькой воплей, дай службу послушать!!
Нина замолкает, опустив низко голову, продолжает ронять слёзы.
Закончилась вечерняя с наступлением темноты. Бабульки хороводом обступили Алину с Айнарой, осыпая их комплементами и дифирамбами. Тут же возникло масса вопросов, как то: откуда Алина, не матушка ли она, будут ли они на Пасху? Девчата терпеливо отвечали на все вопросы, уверяя, что будут стараться учится петь, привлекать других людей для этого дела.
Заканчивался страстной вечер. Прихожане расходились по домам. Неся в руках зажженные страстные свечки, как принято по обычаю, они рассыпались яркими огоньками по улицам и переулкам, рассеивая тусклый свет, привлекая, тем самым, внимание любопытных прохожих. Огоньки то исчезали, то снова появлялись в разных местах пленённого ночью уставшего посёлка, пока не пропали совсем, оставляя лишь скорбное воспоминание предательской ночи в Гефсиманском саду.
Переглядів: 626 | Додав: Master_Lee | Рейтинг: 0.0/0