Головна » 2012 » Жовтень » 16 » Повесть о приходском священнике11
18:13
Повесть о приходском священнике11
[ ?]Город ничуть не изменился за полторы недели моего отсутствия. Всё такой же шумный, грохочущий, суетливый, он напоминал муравейник, особенно, если смотреть на него из окна нашей квартиры. За такое короткое время, я даже успел немного отвыкнуть от этого всего, только сейчас понимая, как же, порой, мне его не хватает. Голуби, узники сквозных проёмов и чердаков, уныло кучились у старой трансформаторной будки, заполняя жизнью мертвое кольцо дворового садика. Дворник дядя Петя распалил костёр, сжигая кучу гнилого тряпья, оставленную бомжами в подвальных теплушках и смешно прищуриваясь, подмигивает мне левым глазом. Я дома…
На встречу, из подворотни выбегает сосед Борька. Он явно очень спешит, пробегая мимо и вдруг, словно о чём-то вспоминая, останавливается, смотрит мне вслед, затем выкрикивает:
- Витька, ты что ли?!
Ну, конечно же я, разве так сильно изменился? Хотя, вполне возможно. Ещё пару месяцев, сам себя узнавать перестану. Мы протянули в приветствии руки и вдруг застыли, глядя друг на друга в истошном молчании.
- Говорят, ты в село подался?- Спросил он, не отрывая от меня какого-то тревожного, как мне показалось, взгляда.
Молча пожал плечами, а что говорить и так всё ясно.
- А с Аней у вас получается, всё?.. - Борька снял очки, протер линзы, добавив с какой-то грустью в голосе. - Вы так хорошо смотрелись вместе.
- Почему же всё? - Явно не понимаю Борькиного вопроса. - Сейчас временные трудности, вот устроюсь, тогда заберу её к себе.
- Ты, Вить, не обижайся, дело не моё, конечно, но сам ты в это веришь?
- Что-то не пойму я тебя Борис, к чему ты клонишь?
Борька глубоко вздохнул, словно собираясь с мыслями. Он явно нервничал, и уже не рад был, что вообще затеял этот разговор. Ещё, я знал точно, Борьке, в какой-то мере нравился такой поворот событий. Он познакомил нас с Аней, его она бросила ради меня, хотя именно благодаря ему она смогла поступить в театральный университет. Боря никогда ни в чём не упрекнул, делал вид, что нисколько не переживает и не обижается, хотя на самом деле всё представлялось не так просто.
- Я Аню теперь часто вижу. Она участвует в шоу Сергея Шкалина.
- Что?! Какое шоу.
- Да так себе, ничего особенного. Просто, не знаю какие там у вас правила и каноны, но раз Аня твоя жена, это как-то… Ну, не прилично, что ли. Люди ж смотрят это по телевизору, а завтра разговоры разные пойдут.
Я не знал, что ответить. Не знал или вообще не желал озвучивать мнение на этот счёт. Мне ведь обязательно нужно было зайти к ней сегодня вечером и ещё раз попытаться поговорить.
Опустив голову от гнетущей тяжести, продолжил я свой путь, но вдогонку прозвучали противные Борькины слова:
- Говорят, у них со Шкалиным роман завязался… Сам не раз видел их в ресторане. Теперь Шкалин лично привозит Аню домой на своем «Ягуаре».
Мне больше не хотелось слушать Борьку, не хотелось верить всему, что он поведал, вообще жалел, что не пошёл другим путем, не зашёл в магазин, опоздал на предыдущий троллейбус.
Какое странное существо человек. Нет, почему странное, скорей всего сложное. Мне бы спокойно шагать своей дорогой, а я… Кажется мне сделалось тогда очень больно. Зачем нужно было верить Борьке, да я и не поверил, только стоя у Аниного подъезда поздно вечером, увидел всё своими глазами. И черный «Ягуар», и Шкалина, и долгое прощание у подъезда, букет ярких лилий, поцелуй, пошлые пожелания. Я был раздавлен, уничтожен, растоптан. Вдруг сделалось невыносимо холодно, тело охватила дрожь, сердце сдавила тугая удушливая тоска, погоняя меня прочь, в пустоту неприветливых улиц. Мысли уносят меня в события прошлой июньской ночи. Тогда за городом у тихой речки, вдыхая её прохладу, мы с Аней сидели больше часа, глядя на усеянное звёздами небо, не произнося ни слова. Изредка падали астероиды, и тогда мы восхищались, сочиняли свою судьбу, говорили красивые слова. Как же прелестно тогда пел соловей.
- Я теперь только поняла, что не смогу жить без тебя.- Прошептала Аня, положив мне на плечо голову.- Когда мы расстаемся, я все равно чувствую тебя, как неотъемлемую часть моей жизни. Если ты уйдёшь, не смогу больше жить. Слышишь?! Я умру без тебя.
«Я умру без тебя!!» Слышалось в ушах, шипело в голове, рвало сердце. Ноги несли меня с огромной скоростью, невесть в каком направлении. Теперь хотелось покинуть этот ужасный город… Любимый город, с которым сроднился, без которого тосковал, по которому безгранично скучал.
Вечером следующего дня автобус вез меня обратно в село. Одолжив немного денег у родителей, я удачно скупился в епархиальном складе и теперь вёз в храм новое хорошее кадило, хотя простенькое, зато настоящее, свечи, несколько икон, выписанных с благословения владыки в подарок нашему храму, ещё многое другое, что так нам было необходимо.
Видя это, Бабаиха радовалась, как ребёнок. Старушка неугомонно бегала по комнате, восхитительно поя дифирамбы, при этом, уверяя меня, что в нашем храме теперь всё обязательно наладится, преобразится, а самое главное, люди вернуться. Она даже прослезилась от умилительных мечтаний.
- Ох, батюшка, если б вы только знали, как же мне хотелось, хотя бы одну литургию послушать в новом, настоящем храме. А больше всего - увидеть, как зажжётся паникадило, и всё вокруг засияет в его бликах.- С глубоким вздохом проговорила она, вытирая влагу на покрасневших глазах.
Мне хотелось уверить бабку, что так оно и будет, да вот только поспешно могли звучать такие обещания.
- На всё воля Божия.- Действительно, что я могу, не имея ни денег, ни связей, ни помощи, в чужом краю, вокруг равнодушных людей. - На всё Твоя воля…
В субботу я провёл первое отпевание. Бабаиха целое утро внушала, как это жизненно важно на отпевании понравиться народу. Ведь там соберется добрая часть села, в основном те, кто вовсе в храм не ходит. И от того, как я проведу этот чин, будет зависеть дальнейшее отношение селян к новому священнику.
Как на мой взгляд, отпевание прошло просто замечательно. Бабки, оказывается, похороны петь могли довольно сносно. Да только вопреки ожиданиям, народу не понравилась наша служба.
- Долго, много читают, проповедь жесткая, по-славянски поют, ничего не ясно.- Пересказывала мнения моя хозяйка, когда мы возвращались домой.- В общем, если хотите, на мой взгляд, всё прошло чудесно. Большая часть из заречья присутствовала. А они к этому басурману Богданке ходят, к раскольнику то есть. Для них в нашей церкви, ну всё тебе не слава Богу. Так что вы их не слушайте. Всё было отлично.
Не знаю почему, но слова Бабаихи меня не утешили. Наверное, я слишком много хочу вот так сразу, за пару недель. Приход очень не простой, а меня гордость распирает: вот столько батюшек до меня было, а я пришёл и сразу устроилось как в добрых сказках. Вот Господь и смиряет меня. Слава Тебе, Господи, за всё. С другой стороны, если б всё так просто представлялось, то рассказа никакого бы не получилось.
Почти сразу побежал в храм. Мне не терпелось развесить новые иконы, освятить облачение, а ещё нужно было что-то придумать с отоплением. Григорий Васильевич обещал протопить, вот здорово было бы. Люди придут, а в храме тепло, уютно, всё по-другому сразу представится.
Но надежды мои оказались напрасны. Как предрекала Бабаиха, никто и не думал топить. Ещё бы. Неплохо отобедав на похоронах, Григорий Васильевич неторопливой походкой направлялся домой, даже не оглянувшись в сторону храма. Я провёл его взглядом через окно, понимая, что отопительные мероприятия лежат сегодня тоже на мне.
За храмом росла старая дикая груша с густыми размашистыми ветками, частью сухими, частью обвисшими до самой земли. В ночной полутьме дерево казалось настоящим чудищем, растопырившим свои корявые лапы во все стороны, заслонив добрую часть соседского двора. Под этой-то грушей мне удалось насобирать приличную охапку хвороста, которым я и растопил обе церковные печки. Нагреть промёрзлое насквозь здание было не так уж просто. Первая печка, видимо не чищенная со дня её кладки, совершенно не тянула, дымила и затухала. В какой-то момент я даже отчаялся, но проявив терпение, развёл хороший огонь. Вторая, наоборот, имела сквозной проём безо всяких задвижек. Огонь там полыхал неистово, с жутковатым гулом, тем самым добрую часть тепла, вынося через дымарь. И всё-таки к началу службы, в храме держалась плюсовая температура.
Я быстренько поснимал уродливые карикатуры, сложив их в подсобном помещении, а вместо них повесил иконы, привезённые из города. Они сразу преобразили убогую обстановку храма. Новенькое, атласное облачение, цинковое кадило, хороший афонский ладан - всё ожидало начала службы. Только вот в этот раз никто на неё не пришёл. Не было никого и к литургии. Почему же так, что произошло? Скорей всего произошло всё не сейчас, а намного раньше. Айнара после нашего разговора совсем пропала, более пяти человек не посещали богослужений, на совершение треб меня не приглашали. Надежды возродить приход вдруг неожиданно рухнули. Только не отчаиваться, нельзя ни в коем случае сломаться, держаться из последних сил. Сколько я ещё продержусь? Один, без поддержки, на чужой стороне… Всё ближе и ближе приближался главный христианский праздник пасха. С одной стороны, я с нетерпением ждал его, с другой мной овладевало неистовое волнение. На пасху обязательно придут люди, даже те, кто вовсе в церковь не ходят. А у нас бедственное положение. Хор совершенно разладился. Теперь он держался на хрупком дребезжании Нины и Вальки, которые всё чаще стали намекать о том, что их участие в этом обязательно должно оплачиваться. Прихожан становилось всё меньше. Как ни странно, но основным инициатором этого сделался отец Мирон. На своих проповедях, он с амвона взывал к Покровским христианам, чтобы те не оставляли храм родного села, помогали ему, участвовали в его возрождении. И в то же время, представлялось всё не так положительно, как хотелось.
- Дорогие Покровчане.- Говорил он умиленным голосом.- В вашей церкви новый священник. Он ещё совсем молодой, не привыкший к приходской жизни села, тем самым остро нуждающийся в вашей поддержке. Не проходите мимо своего храма, подобного рождённому младенцу; не стоит искать комфорта и благолепия в иных местах. Окутав заботой, а так же должным участием, через время вы сможете достичь того же в вашем родном селе.
Только- то были всего лишь красивые слова, не лишённые мудрого красноречия, разбавленные врождённой харизмой бывалого священника.
- Ерунда это всё!- Бубнила Бабаиха, натирая песком грязные чугунки, стоя в прогретой весенним солнцем перекошенной веранде.- Что я Мирона не знаю. Он же хитрее лисы и умнее совы.
- Зачем вы так!- Сержусь на мою хозяйку. У неё что ни слово, да всё не так. Словно все вокруг нам только зла желают.- Нины певчей, соседка вчера туда панихиду возила, сама слышала, как батюшка на проповеди прямо просил не оставлять свою церковь. Это же их приход, наш с вами, в конце концов! А вам по-прежнему только враги кругом мерещатся. Устал я вас слушать, баба Оля.
- Ох, голубь ты мой ясный.- Бабка зашвырнула с досады рваную тряпку, при этом нервно топнув ногой.- Молодой ты ищо, видимо, чтоб такие вещи понимать. Я тут родилась, тут выросла, тут мужа схоронила, каждую тропинку, каждый ручеёк знаю. Людей наших всех как облупленных изучила. Мирона твоего на сквозь вижу. Что той Сосновки: две избы, да три забора. Если Покровчане станут к нам ходить, что за радость ему? В Сосновке шик, лоск, можно сказать, и всё трудами наших селян. Уйдут они, и что? Храм Сосновский тогда закрывать прийдеться. Отец Мирон распинается для таких, как Нинина соседка, Сиволапиха, да прочих, кто раз в жизни яблоки святить ходит, или панихиду служить. Таким что главнее? Чтоб звоны звенели, хор пел оперными голосами, золото кругом, блеск. Разве же станут они радеть о храме. Пришли, позевали, ушли. Вот и вся служба. А на ком основа держится, никогда он не отпустит. Я, думаете, ничего не ведаю. Вы, как только пришли к нам, отец Мирон всё у Вальки расспросил, а на следующий день собрал свою общину, хорошенько их пропесочил, да накрепко связал послушаниями, чтоб не приведи Господь, кто-либо не удумал к нам переметнуться. Там не то, что здесь, Сосновские прихожане без благословения шагу не ступят. Отец Мирон уж так их обработал, что попробуй им слово против сказать. Мутные какие-то, как зомби, прости Господи. Говорит, что человека нужно к храму привязывать, чтоб на всю жизнь. Вы уж простите меня старую, семинарий я не кончала, может не так многие вещи понимаю, вот только, кажется не прав отец Мирон. В детстве помню, бабка моя нас сестрой к отцу Иосифу водила. Слышали же, наверное, батюшка служил у нас один, святой жизни, был человек. Так сам его вид выражал смирение и доброту. А глаза, какие у него были,- Бабаиха даже в ладони сплеснула от восхищения,- что небо ясное, чистые, чистые. Смотришь в них, бывало, а у самой сердце плачет от покаяния. Так вот, никогда, никогда он никому не приказывал, не наказывал, не привязывал. Он мог только посоветовать, если человек противился или возмущался; вздыхал тяжело, махал головой, да желал помощи Божьей. Святой человек был…
Переглядів: 557 | Додав: Master_Lee | Рейтинг: 0.0/0